Агрессия, как аутоагрессия

Вероятно, аутоагрессию можно наблюдать и в животном мире. Встречаются хищники, которые, попадая в капкан, перегрызают себе конечность, обрекая тем самым себя на физическую боль и верную гибель. Возможно, те мучения, которые испытывает зверь от неволи, гораздо сильнее тех, которые он причиняет себе сам в стремлении высвободиться от сдерживающих пут. В любом случае агрессия, как и аутоагрессия, является результатом чрезмерно выраженного или извращенного инстинкта самосохранения (агрессивно-оборонительного инстинкта), в то время как насилие, производимое в качестве действия, имеет к инстинкту самосохранения весьма отдаленное отношение.

Насилие, так же как и агрессия, может иметь защитный характер, но лишь только в том случае, когда это является способом разрешения социального или межличностного напряжения.

Отличительной особенностью в данном случае является появление мотива, обосновывающего насильственное действие. Это в основном касается военного насилия или насилия группы лиц, охраняющих свои интересы.

В более широком смысле современная судебно-исполнительная система — это результат цивилизованного коллективного насилия, ритуал, заменивший суд старейшин и более древний институт жертвоприношения.

Основным мотивом в данном случае является мотив справедливого возмездия.

Неслучайно в последнее время все чаще говорят об экспансии судебно-правовой системы. Всплеск насилия в современном обществе вызывает коллективную жажду возмездия, требующего неукоснительного исполнения «обряда судебного жертвоприношения».

Поскольку уровень социального страха и напряженности достаточно высок, субъект жертвы правовой системы быстро исчезает из коллективного поля зрения. И только по прошествии некоторого времени, а это мы хорошо знаем из своей недавней истории, общество подводит итоги и раскаивается в неоправданном употреблении законной власти, готовя себе почву для новых «жертвоприношений».

Следует отметить, что понятие «жестокость» также несопоставимо с сутью насилия. Несмотря на то, что жестокость — еще более выраженный результат «работы» человеческой психики, чем само насилие, в случае жестокости мы сталкиваемся с такими понятиями, как «мораль», «достоинство», «унижение».

Эти последние понятия никоим образом не могут касаться животного мира, агрессии и аутоагрессии, но их неразрывная связь с жестокостью также ставит ее особняком и от насилия. Жестокость — это всегда причинение морального унижения достоинству физическим или же каким-либо другим способом, осуждаемое общественным мнением, в то время как некоторые формы насилия общество принимает как наиболее адекватные меры справедливости (имеются в виду насильственные меры в отношении преступников).

Несмотря на вышесказанное, насилие может носить черты агрессивности и жестокости, оно также может быть направлено как на отдельную жертву, мужчину или женщину, так и на группу лиц, но суть этого феномена в том, что само насилие всегда неразрывно связано с чувством удовлетворения у лица, производящего насилие, и отвращения у лица, его испытывающего.

В силу этого понятие «насилие» часто используется в контексте сексуальности, и предполагается, что оно преимущественно осуществляется в отношении женщин.

Таким образом, понятия «насилие» и «изнасилование» часто приобретают одинаковое значение. Иллюстрацией данного утверждения является определение изнасилования, которое находим в словаре Ф. А. Брокгауза и И. А. Ефрона (1894): «Изнасилование обозначает совокупление мужчины с женщиной без согласия последней».

Считается, что насилие совершается с определенной долей принуждения, направленного на преодоление возможного сопротивления жертвы.

В этом смысле мы находим характерным определение Kraft-Ebing (1909): «Изнасилование — это любое внебрачное половое сношение, которое совершается либо с девушкой, либо со взрослой женщиной при условии угрожающих или прямо насильственных действий над нею или же при нахождении ее в бессознательном состоянии или в состоянии беззащитности». Хотя в настоящее время данное определение можно отнести и к отношениям внутри семьи, из всего вышесказанного напрашивается вывод о том, что понятие «насилие» как в обыденном, так и в научном понимании обозначает действие осознанное, совершаемое против намерения лица, над которым производится.

В данном случае мы не рассматриваем проблему в отрыве от конкретного индивида, преступника или его жертвы. Мы пытаемся отделить само стремление к насилию, в определенной степени возникающее у обоих индивидов, от их первичных, инстинктивных побуждений.

Не хочется верить в то, что насилие заложено в природе человека, в его побуждениях и неистребимых жизненных потребностях.

В научном и литературном мире и без того создано достаточно много роковых закономерностей, создающих почву для фатальных предубеждений.

Рассматривая с исторической точки зрения то, что принято называть насилием, мы видим, что многие неприемлемые в современном мире формы поведения в древних культурах существовали как ритуалы и поведенческие особенности. В описаниях историков и культурологов мы находим массу примеров, привычных для определенной эпохи наказаний и сексуального поведения, которые в применении к современным отношениям между людьми можно охарактеризовать как насильственные.

Однако социальные и нравственные нормы, каким бы странным это ни показалось, постоянно меняются, и уже в некоторых «феминизированных» обществах правила привычного этикета, построенные на различиях между полами, становятся оскорбительными и даже преступными.

Например, попытка пропустить даму вперед в дверном проеме приравнивается к сексуальному притязанию, а невинный комплимент — к попытке оскорбления.

Подобные действия рождают все больше судебных исков и конфликтов межличностного характера. Это происходит благодаря изменению социально-психологических, юридических и поведенческих условий жизни в обществе, в котором постоянно изменяются границы безопасности.

Современная личность становится более индивидуализированной, независимой и автономной, и многие связанные с воздействием на нее влияния часто расцениваются как насилие. С изменением привычных обстоятельств социального существования изменяются сами границы допустимости воздействия на одну личность со стороны другой.

Необходимо отдельно поговорить об общественной оценке пострадавших.

Само отношение к пострадавшему, униженному индивиду, хотя это и может показаться неестественным, зачастую носит характер общественного осуждения.

Заметим, что психические последствия насилия, о которых будет сказано ниже, достаточно редко характеризуются грубыми и необратимыми симптомами у пострадавших, но, несмотря на это, общество тонко замечает психологические «следы» произошедшего и выделяет жертву из общего числа лиц, избежавших подобного опыта. Возникает суждение о спровоцированности и предопределенности насилия над этой личностью.

В результате можно услышать обвинения в адрес лица, пережившего насилие, связанные с его поведением («не надо было так одеваться», «зачем туда пошла») и оценкой личности («не могла за себя постоять»).